Василий Александрович Садырин писал с фронта родным в Котельнич: «Война кончится – приеду домой…». Он прислал 130 писем — посланий, полных надежд и веры в Победу. Война кончилась, но домой котельничанин так и не вернулся...
За фронтовыми письмами я отправилась в Государственный архив социально-политической истории Кировской области. Выдав дела, меня строго предупредили: «Листать аккуратно! После просмотра всё сложить на место». Оно и понятно – старая пожелтевшая от времени бумага, сложенная по сгибам, требует особого отношения. Одним из первых на глаза мне попалось дело Василия Садырина, жителя города Котельнича 1904 года рождения. Письма — а их, между прочим, 130 — бережно хранил все эти годы его сын, краевед Борис Садырин.
Василий Александрович ушёл на войну в сентябре 1941 года. Сначала был отправлен в Вишкильские военные лагеря, оттуда в город Чебаркуль Челябинской области, затем — на фронт. Одно из первых писем пришло жене 16 ноября 1941 года: «Вера, еду через Котельнич. Выйди на станции к эшелону, принеси мне что-нибудь поесть и попить».
- Двое суток, не уходя со станции, мать встречала и провожала поезда. И только к концу третьих, вечером 19 ноября, прибыл тот долгожданный эшелон, - вспоминает сын фронтовика. – Она бежала за тихо идущим поездом. Бежала, хотя и слышала позади себя, как кто-то очень знакомым, родным голосом кричал, звал её. Оглянулась, он, её Васютка, в шинели. Он тоже бежал к ней, улыбался. «Ну, вот едем бить немца… Прощай!» - в последний раз сказал он, и раздалась команда «По вагонам!».
Попав на фронт, Василий часто писал жене...
Василий Садырин с супругой Верой. Котельнич, 6 мая 1932 года
8 января 1942 года. «Вера, как живёшь? Наверное, меня не считаешь живым. Я пока жив и здоров, но от недоедания слабнут силы. В настоящий момент освобождаем от немца ж.д. путь Ленинград-Москва, отбиваем станцию Кириши. Немец, отступая, уничтожает всё, сжигает деревни подчистую, так что продукты приходится завозить из глубины страны. Насчёт курева – вот уже неделю ничего не курил. Скука замучила. Вера, если принимают посылки, пошли мне сухариков, курева хотя бы гнилого какого-нибудь».
10 февраля 1942 года. «Вера, как я попал на фронт, не получал от тебя ни одного письма. На днях наехали на мину, получил лёгкое ранение в левое плечо. Всё прошло, зажило. Освобождался на 6 дней…»
26 февраля 1942 года. «…Живём в лесу, в землянках. Ежедневно глушим немца, покоя ему не даём ни днём, ни ночью. Не выдерживая нашего натиска, немец отступает. Нахожусь около станции Чудово. Вера, ты пишешь, что я должен вернуться домой невредим после окончания войны. Таких же убеждений и я, хотя опасность для жизни на каждом шагу. Но почему-то такое убеждение, что я должен остаться жив».
8 марта 1942 года. «Вера, поздравляю тебя с международным женским праздником 8 марта и желаю успехов в твоей работе. Пишу тебе открытку под звуки орудийных выстрелов и разрывы вражеских мин».
29 апреля 1942 года. «Вера, когда я выехал из леса в поле (ездил на станцию), то у меня такое желание было поработать в поле, что ещё никогда такого не было. С удовольствием бы попахал, посеял бы и после работы сытно поел бы окрошки».
12 мая 1942 года. «Вера, что-то от тебя долго нет писем. Имея свободное время, под аккомпанент фронтовых выстрелов и разрыва вражеских мин решил написать тебе письмо. Живу по-прежнему в лесу, пьём берёзовый сок и едим вытаявшую из-под снега клюкву. Очень вкусная».
22 июня 1942 года. «Вера, исполнился ровно один год, как по радио объявили о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Вспомни, как прошлый год с утра в этот день мы всей семьёй трудились вместе, сажали картофель, пока не зная ещё ничего о войне и не предполагая о ней. С удовольствием бы я сейчас так поработал. В 1942 году, по-видимому, придётся вам одним. Скоро Гитлер и вся его свита вместо мирового господства, чего он хотел, найдут себе могилы».
2 июля 1942 года. «Вера я очень часто вижу сны, что будто бы нахожусь дома и сам удивляюсь, почему я в тылу, когда война ещё не закончилась. Чаще все вижу у Садыриных, будто меня корямит блинами и маслом. Проснёшься, не тут-то было».
28 июля 1942 года. «Вера, я тебе вчера перевёл сто рублей. Купи что-нибудь ребятам – от меня подарок…А то столько времени отсутствую, они уже, наверное, и забывать стали про отца».
27 августа 1942 года. «Вера, у нас некоторые товарищи получают письма из дома с такими вестями, что их жёны дают приплод в отсутствие мужа год и более. Напиши мне, есть ли такие случаи в нашей местности. Конечно, к такой жене мужу уже нет никакого интереса возвращаться».
27 октября 1942 года. «Живём в землянке. Стоим пока в обороне. От немца я нахожусь в 100 метрах. При наблюдении видны их дзоты, хождение немцев. Разговоры мы с ними ведём снарядами, чего они больше всего боятся. На днях один немец обнаружил наше место наблюдения и обстрелял артиллерийским огнём. Мой противогаз, винтовку и плащ-палатку изорвало на мелкие кусочки. Сами мы были в укрытии. Но на второй день мы ему ответили. Заметили около сотни немцев и сделали артиллерийский огневой налёт. После чего у них слышен был стон и рёв раненых».
2 ноября 1942 года. «Вера, посылку получил. В ней всё оказалось сохранно... Получил от тебя и Бориса письма… меня начинает беспокоить вопрос вашего питания. В настоящее время ты не старайся распыляться на разные предметы… а главное, уделяй внимание на питание семьи. Борис учится всё же ничего, за это он молодец…»
13 ноября 1942 года. «Одет, Вера, я тепло. Получил новые валенки, полушубок. Так что и зима не страшна. Борис, учись лучше, слушайся маму и Дусю. Мы прогоним немцев с нашей земли, и я тогда приеду домой…»
9 декабря 1942 года. «…Хорошо, что вы обеспечены дровами и питанием. Это – главное, а всё остальное постепенно приобретётся. Вера, я много думаю о доме, о семье... Так всё надоело, так хочется повидаться с семьёй (далее три слова зачеркнуты военной цензурой. – прим. ред.). Вера, посылки мне не надо… Живу пока ничего, что дальше будет – не знаю».
3 февраля 1943 года. «Заступил сегодна на дежурство в 2 часа ночи. Попил чаю из той самой кружки, которую ты мне положила. Я её всё храню, как память из дома».
10 февраля 1943 года. «Сегодня мне исполнилось 39 лет. Конечно, отметить этот день у меня есть граммов 200».
24 октября 1943 года. «…Сейчас я курил и долго сидел, смотрел на лес. Когда-то тут был хороший, красивый берёзовый лес. А сейчас остались… одни сломыши в рост человека и выше. Вершины все посшибало осколками снарядов и пулями. Вот так, вера выглядит лес в прифронтовой полосе. А что, конечно, сделано с городами и сёлами, где прошёл фронт! Кто в этом виноват? Немцы! И можем ли мы им это простить? Мы отомстим им за всё это. Инициатива сейчас в наших руках, у нас всего достаточно, чтобы отомстить».
24 января 1944 года. «Вера, письмо твоё получил в самый разгар боя… Живу я пока хорошо. Немца гоним без оглядки. Но погода… стоит нехорошая, почти каждый день идёт дождь, что, конечно, затрудняет нашу работу. Вера, если есть возможность приобрести Борису сапоги, то постепенно справляйте… Я помогу. Как живут Тамара с бабушкой. Учить Тамару, я тоже думаю, будем собирать вместе…»
19 февраля 1944 года. «Вера, представь себе, что немцы настолько обнаглели, что отступая, сжигают все деревни подчистую. При приходе нас жители выходят из лесов: старики, женщины с маленькими детишками – и обогреться негде. Но ничего они не жалеют, довольны тем, что избавились от немецкой неволи и остались живы. А как радостно они встречают нас, со слезами обнимают, целуют наших бойцов. Ну, будьте здоровы. Возможно, скоро встретимся. А недалёк тот день, когда мы должны встретиться».
10 марта 1944 года пришло последнее письмо: «Вера, я не помню, когда тебе писал. А также не помню, когда и от тебя получал последнее письмо. Но времени прошло порядочно. Я, конечно, за неимением времени тебе не писал. Но не думаю, что и ты не писала. А писем всё же я не получаю. Вероятно, что-то почта колбасит. Я пока жив и здоров. Нахожусь в данный момент в одной из пограничных республик, которая недалеко от того города, где жил брат Павел (Эстония. - прим. ред.). Живу пока хорошо. Но драться с противником приходится крепко. На этом заканчиваю. Ну, будьте здоровы, возможно, скоро встретимся. Крепко целую».
На тыльной стороне солдатского этого письма-треугольника — круглый штамп полевой почты, в центре которого дата: 13.03.44. Письмо было отправлено в Котельнич в день гибели Василия Садырина...
Материал подготовила Светлана Воробьёва
05 мая 2015, 11:37984
