Зная, какой интерес я питаю к отечественной истории, в один из дней муж вызвался свозить меня в детский концлагерь Красный Берег, что в 20 км от районного центра. Во времена войны фашисты насильно отнимали детей у родителей и отправляли сюда, где у них проводили забор крови для раненых немецких офицеров. Как правило кровь сцеживалась до последней капли, после чего обескровленные дети засыпали и умирали. Лишь в июне 1944 года Красный берег был освобождён от нацистских захватчиков. Спустя 63 года на этом месте открылся мемориал.
На входе в комплекс нас «встретила» худощавая девочка, одиноко стоящая посреди площади. Сама же скульптурная композиция представляется собой школьный класс из 21 парты, за которые уже никогда не сядут дети.
За ними расположены стеклянные витражи с рисунками детей выполненных в концлагерях, а посередине корабль, на котором написаны имена погибших детей.
Но, наверное, самой главной деталью всего это комплекса является письмо белорусской девочки Кати Сусаниной, которая в своё 15-летие покончила жизнь самоубийством. В последний день она написала послание отцу, который находился на фронте:
«Дорогой папенька! Пишу тебе письмо с немецкой каторги. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых уже не будет. Моя просьба к тебе, отец, покарай немецких кровопиец. Это завещание твоей умирающей дочери. Несколько слов о матери. Когда вернёшься, маму не ищи, её расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил её плёткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня битьём. Я уверена, что муж вернётся назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, вон». И офицер выстрелил маме в рот.
Дорогой папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет. Если бы сейчас встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькой, мои глаза впали, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идёт кровь. Мне отбили лёгкие.
А помнишь, папа, два года тому назад мне исполнилось 13, какие хорошие были именины. Ты мне тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой». Играл патефон, подруги поздравляли меня с днём рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, когда я взгляну на себя в зеркало, — платье рваное, номер, как у преступника, сама худая, как скелет, и солёные слёзы в глазах. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят, затравленные голодными овчарками.
Я работаю рабыней у немца Ширлина, работаю прачкой, стираю белье, мою полы. Работы много, а кушать два раза в день, в корыте с Розой и Кларой. Так хозяйка зовет свиней. Так приказал барон. «Русы были и есть свинья». Я боюсь Клары, это большая жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я доставала из корыта картошку.
Живу в сарае. В комнаты мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба. Хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала. Меня находил их дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Когда теряла сознание, на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Новость. Сказала Юзефа. Хозяева уезжают в Германию с большой партией невольников и берут меня с собой. Я не поеду в эту трижды проклятую Германию. Я решила, что лучше умереть в родной стороночке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Я не хочу больше мучиться рабыней у проклятых жестоких немцев, не дававших мне жить.
Завещаю, папа, отомстить за маму и за меня. Прощай, добрый папенька. Ухожу умирать. Твоя дочь Катя Сусанина. Мое сердце верит — письмо дойдёт. 12 марта 1943 года».
Сейчас на месте бывшего концлагеря разбит яблоневый сад, а вдоль аллеи растут деревья алычи, ягоды которой безумно вкусные и сладкие. Даже не верится, что в таком тихом и красивом месте как сейчас, когда-то проливалась кровь советских детей.
