Режиссёр всегда прав. Режиссёры бывают идиотами, но обязательно нужно помнить пункт первый: режиссёр – всегда прав. Только тогда что-то может получиться. Это главное в профессии.
Первая роль была в кукольном спектакле. Это был Волк, перчаточная кукла. Мне было десять лет. Кроме этого смешного волка ничего не помню, даже названия сказки.
Жизнь в театре похожа на муравейник.
Кто-то сравнивает театр-дом с болотом и, возможно, в каком-то смысле они правы, но они просто идиоты – не понимают, что только в театре-доме и его особенной атмосфере могут рождаться по-настоящему хорошие вещи.
Театральные критики на пятьдесят процентов – не состоявшие люди, которые пытаются колоть и язвить. А когда начинают писать в таком духе, что «как ты можешь вообще браться за такую роль, когда её раньше играл такой-то» – это вообще ни о чём. Для меня среди критиков первая величина – Шах-Азизова с её разборами. Когда она разбирала спектакль, то не катком ехала, а будто причёсывала.
Публика – не дура. Она наивная. Чистая. Она просто не может быть дурой, потому что за плохого актёра она всё доигрывает.
Нельзя брать на себя всю боль человечества. Этот груз не по силам никому. Тут поможет здоровый цинизм, которым обладают, например, врачи. Они для меня – идеал здорового цинизма.
Самое страшное – смерть близких. Тоже самое можно сказать и про партнёров. Пустоту, которая остаётся после их ухода, ничем не заполнить.
Звание – не повод бить себя в грудь: «Я заслуженный артист!» Приятно, конечно, что тебя отметили, но у меня же много наград и грамот. В том числе, от школ и детских садов. Они же тоже заслуженно получены.
Объять необъятное уже не хочется. Если вначале жажда ролей была огромной, то потом этот поток становится уже: сначала превращается в реку, потом – в ручеёк. Конечно, есть вещи, которые очень хочется сыграть, потому что я понимаю, что времени у меня осталось не так много.
Пугает невозможность выйти на сцену. Страшно, что настанет время, когда трудно станет ходить, и когда ты совсем не сможешь запоминать текст.
Мне кажется, у людей сегодня нехватка такого героя, как Карри Куккиа. Это исключительная пьеса, и не случайно, что она пришла именно в наше время.
Совокупление на сцене – просто ни о чём. Да, такой театр существует и имеет своего зрителя, но для меня такие формы не интересны.
Я понимаю, что курение – это гадость и что мой организм разрушается, но бросить пока никак не могу.
Идеальное утро – когда ночь прошла без кошмаров, когда уже встало солнце и на улице градусов семнадцать. А, главное, у тебя есть чёткая цель, понимание, чем ты сегодня будешь заниматься. Тогда желание ещё поспать легко побеждается желанием действовать.
Мои увлечения, вся шиза завязаны на машине. Это очень плохо. Когда она ломается, для меня это просто ужас.
Я бросил играть в компьютерные игры, потому что у меня быстро развивается зависимость. Если я сажусь за компьютер, то могу вычеркнуть из жизни несколько месяцев: сижу ночами, играю, потому что мне надо дойти до конца. Жуткое дело.
Книгу мне надо «съесть» очень быстро. Иногда понимаю, что уже пять утра и надо бы поспать, но у меня книга не дочитана, и я не усну, пока не переверну последнюю страницу. С фильмами также: если уж я что-то отыскал и включил, обязательно досмотрю до конца, даже если понял, что это полная хрень.
Летом я почему-то ждал плохого. В последнее время и в жизни, и в стране всё самое поганое происходит в июле-августе. Я сейчас не только про смерть. Боялся, что в театре что-то изменится в плохую сторону, что кто-нибудь уйдёт. Но сейчас – нет, всё прошло. Сейчас я очень воспринимаю.
Артист – это не профессия. Есть набор каких-то ключей, определённый багаж – речь, вокал, движение, умение работать с текстом. Но самое главное – умение играть и верить в игру. Верить по-настоящему. Как верят дети, когда играют в автомобильчики или войнушку. Они же плачут и переживают всерьёз. Это уже потом скепсис появляется и все эти нелепые представления, что настоящий мужчина не должен плакать, а должен быть скалой, комком нервов.
Едем ночью по трассе, смотрю – машина мигает. Мы с ребёнком останавливаемся, я открываю окно: «Всё в порядке?» И в ответ: «Всё в порядке. Спасибо за человечность!» Дочь улыбается: человечный ты мой человек! Это всегда было – что какая-то ниточка тянется со сцены в жизнь. Но после «Человечного человека» я это особенно ощущаю.
Раньше День рождения – это всегда шум. Ко мне приходило огромное количество народа, собирались иногда по сто человек. И никогда не считалось дурным тоном приходить запросто, без приглашения. А сейчас я в растерянности. Хочется уединения, тишины. Но и от мысли, что всегда отмечали шумно, не могу отказаться. Не представляю, как это можно совместить.
19 августа Александру Королевскому исполнилось 56 лет.
11 сентября 2018, 08:52414
